На страницах журнала «Записки следователя» мы не раз рассказывали о работе следователей, криминалистов и экспертов Следственного комитета России на освобожденных территориях Донбасса, Запорожской и Херсонской областей. Сотни настоящих профессионалов с угрозой для жизни расследуют преступления нацистов против мирных граждан, помогают жителям новых регионов России пережить непростое время. Все герои сегодняшнего материала не один месяц провели в командировках в Донбасс, и теперь у наших читателей есть уникальная возможность узнать об их работе из первых уст.

Мариуполь. Город, который не сдался

«Самое сильное впечатление в этой командировке осталось, пожалуй, от первого ее дня, когда мы прибыли в Мариуполь. На подъезде к городу мы увидели за окном минные поля, противотанковые ежи, а как только въехали в сам Мариуполь, в автобусе воцарилась абсолютная тишина, настолько нас поразило увиденное: разрушенные здания, всюду груды битого кирпича, обломки бетона, кучи мусора. В открытые окна тут же поползли разные запахи, прежде всего гари и дыма. Я уроженец Волгограда, был на Сталинградской панораме и видел масштабы разрушения города-героя на Волге в период Великой Отечественной войны, могу сказать, что они сопоставимы с тем, что мы увидели в Мариуполе», – вспоминает старший эксперт отдела инженерно-технических исследований Судебно-экспертного центра СК РФ Владимир Кузминич.

«Первое, что мы испытали, – шок. Город лежал в руинах. Когда мы увидели, в каких условиях выживают семьи с детьми, раненые, которые не могут получить медицинскую помощь, нам стало понятно, с кем на самом деле воюет украинская армия. На тот момент жители Мариуполя были еще гражданами Украины, но своих же граждан ВСУ и нацбаты не защищали, а целенаправленно уничтожали. У нас в производстве были уголовные дела об организации боевиками нацбатальона ‘‘Азов’’[1] огневых позиций в жилых домах. При этом в подвалах этих же домов жили мирные граждане. И относились к ним просто бесчеловечно. У них забирали последние продукты, несмотря на то, что среди них было много стариков и детей, не разрешали им выходить на улицу, даже за водой, чтобы жители не могли раскрыть места нахождения позиций ВСУ. И если бы наши российские военнослужащие не остановили “Азов”, этот батальон пошел бы дальше. И не пощадил бы на своем пути никого», – рассказывает следователь по особо важным делам военного следственного отдела военного следственного управления СК РФ по РВСН Георгий Докучаев.

«Мы обратили внимание на следы гари на многих жилых девятиэтажках. И обстрелами они не объяснялись. Местные жители рассказали, что нацисты, когда шли бои за кварталы, выгоняли жителей из квартир в подвалы, говоря, что это для их же безопасности. Сами располагались в квартирах мирных граждан, обустраивали там огневые точки, а, отступая, сжигали. На вопрос жителей: «Зачем вы это делаете? Как же мы?» - они отвечали, что после себя оставят только выжженное поле, а мирные граждане – не их народ», – продолжает Владимир Кузминич.

От хаоса к порядку

Следователи и криминалисты Следственного комитета России работают в очень непростых условиях. Любое место происшествия может таить в себе опасность в виде неразорвавшегося снаряда, неустойчивых конструкций пострадавшего от обстрела здания, возможности нового обстрела. Человеку, далекому от следствия, сложно понять, как в таком хаосе можно расследовать преступления. Однако профессионалам по плечу даже такая задача.

«Следственной практики по составам, которые мы расследуем в Донбассе, а это в основном преступления, предусмотренные статьей 356 УК РФ о применении запрещенных средств и методов ведения войны, практически не было. Прямо на месте мы писали методички для следователей, выстраивали взаимодействие с сотрудниками правоохранительных органов Луганской Народной Республики, вместе с руководителями следственных отделов проводили занятия для следователей, разбирались в видах вооружения, имевшегося у вооруженных формирований Украины. Нагрузка у следователей была высокой. К уже возбужденным делам ежедневно добавлялись новые. Эффективно работать с таким массивом информации можно было, только создав четкую структуру данных, соблюдая все сроки, предусмотренные законом и нашими внутренними распоряжениями. Но все справлялись. В Донбасс приехали профессионалы со всей страны, они быстро ориентировались в новой для них обстановке, работали с полной самоотдачей, – отмечает заместитель руководителя военного следственного отдела СК России по Солнечногорскому гарнизону Антон Комаров. – Постепенно аналитическая группа, к которой стекались все материалы допросов, результаты осмотров мест происшествий, по крупицам восстанавливала картину произошедших событий. Порой спустя месяцы данные из допроса военнопленного соединялись с только что полученными показаниями свидетеля и удавалось установить, какие части ВСУ и откуда вели обстрелы, кто конкретно отдавал преступные приказы. Именно так получилось при расследовании фактов передачи отдельными жителями ЛНР координат скопления мирных граждан украинским военнослужащим за денежное вознаграждение. По полученным координатам ВСУ нанесли прицельные удары из тяжелого вооружения. Погибли мирные граждане».

«Установить истину было непросто: огромные разрушения, большое число тел погибших, в том числе неопознанных, ежедневные обстрелы и новые разрушения. Работа военных следственных органов была организована следующим образом: личный состав разделился на группы, одна осматривала разрушения, вторая допрашивала пленных, третья выезжала на места происшествий, работала с потерпевшими, четвертая все это анализировала и так далее. И в совокупности к вечеру вся собранная информация анализировалась, преступления регистрировались, возбуждались уголовные дела и передавались следователям по особо важным делам для дальнейшего производства. В производстве у каждого следователя было восемь-десять дел, но все работали, не считаясь со временем», – говорит следователь по особо важным делам военного следственного отдела военного следственного управления СК России по РВСН Кирилл Панин.

«Работая в непосредственной близости от линии проведения боевых действий, мы соблюдали особые меры безопасности. При осмотре мест обстрелов из различного вооружения, в том числе систем залпового огня, я как следователь-криминалист использовал различную криминалистическую технику: измерительные приборы, разнообразные источники экспертного света, беспилотники, – рассказывает о работе в зоне проведения СВО старший следователь-криминалист военного следственного отдела СК России по Солнечногорскому гарнизону Евгений Юсников. – Высокий уровень криминалистического оснащения сотрудников СК России очень помог нам в работе. Фрагменты различных систем залпового огня мы привезли из командировки для проведения обучающих занятий со следователями, которым только предстоит поездка в зону проведения специальной военной операции.

Узнать врага в лицо

Одно из главных направлений деятельности офицеров, расследующих преступления против мирного населения, – это работа с пленными. Найти подход к людям, еще вчера державшим в руках оружие и не терявшим уверенность в том, что доказать их причастность к убийствам мирных граждан и обстрелам жилых домов не удастся, было не так-то просто.

«Для установления контакта с военнопленными нам было необходимо понять, что собой представляют эти люди. Они были разных возрастов, многие не придерживались каких-то определенных политических взглядов, имели очень искаженное представление о государственном устройстве, внешней и внутренней политике, проводимой киевским режимом. Большинству для того, чтобы разобраться в происходящем, просто не хватало образования. Они были очень смелыми, только находясь в благоприятной для себя обстановке. Оказываясь в плену, вся бравада, которую они демонстрировали для прессы или в соцсетях, тут же пропадала, оставалось только чувство страха за свою жизнь», – рассказывает Евгений Юсников.

«Какую бы позицию ни занимал тот или иной подозреваемый или обвиняемый, к каждому мы относились по-человечески, – отмечает Кирилл Панин, – предоставляли возможность позвонить родным, давали воды и что-то перекусить. И это позволяло наладить контакт с ними и хоть в небольшом объеме получить интересующую следствие информацию».

«Сложнее всего было работать с военнопленными боевиками батальона ”Азов”, – говорит Георгий Докучаев. – ”Азов” не был воинским подразделением. Его участникам не присваивались воинские звания, они не использовали традиционные воинские приветствия. Общались исключительно по позывным. Путь многих из них в это незаконное вооруженное формирование был примерно одинаковым: молодые люди из бедных сельских районов Украины приезжали в крупные города поступать в учебные заведения или устраиваться на работу. И тут их заманивали в нацбатальоны. Им озвучивалась идея: ты один, у тебя мало денег, что ты можешь? Вступай в нацбатальон, у тебя появится много единомышленников и денег, будет интересно. И действительно, первое время возили их по крупным городам, посещали различные мероприятия. Многие новоиспеченные “азовцы” только благодаря этим поездкам смогли побывать в Киеве. До этого они не могли себе такое позволить. К тому же участникам нацбатов давали возможность бесплатно заниматься практически любым видом спорта. А уже через некоторое время им говорили: «Бросай учебу, езжай в “Азов”». И там уже из них делали бесчеловечные машины для убийств. Так что, как видно, по форме устройства этот батальон больше похож на секту, нежели на воинское подразделение.

Готовили участников ‘‘Азова’’ иностранные инструкторы. Это подтверждают записи в тетрадях, которые участники нацбата бросали при отступлении. Из них также следовало, что боевики проходили не только стрелковую подготовку. Их обучали разведывательному и снайперскому делу, маскировке. И в плену они вели себя иначе, чем украинские военнослужащие. У последних не отмечалось особой ненависти к нам. Никто не требовал переводчика, все прекрасно говорили по-русски. С “азовцами” все было по-другому: “волчий” взгляд, ненависть, на контакт они шли очень неохотно, своих, что называется, не сдавали, не изобличали при расследовании нами уголовных дел».

Не пасовать перед трудностями

И все же по крупицам следователи собирали информацию, устанавливали потерпевших и преступников, формировали доказательственную базу.

«Удавалось установить истину по таким уголовным делам, которые, на первый взгляд, казались абсолютно бесперспективными, – признается Кирилл Панин. – Но мы видели, как с помощью сарафанного радио, блогеров, соцсетей, военных местные жители общались, находили друг друга, и таким же путем получали нужные следствию сведения. Например, снайпер ВСУ застрелил гражданского жителя. Абсолютно без причины. Человек бежал, и украинские военнослужащие решили, что он – враг. Это произошло в частном секторе Мариуполя. Местные жители не остались безучастными к этой ситуации и, как смогли, захоронили его примерно там же, где мужчину застрелили. Нам удалось найти этого снайпера, стали с ним работать. Он дал признательные показания. Мы с коллегой выехали на место совершения преступления и обнаружили, что могила выкопана и пуста. Около недели мы ездили по окрестностям, опрашивали местных жителей, искали свидетелей, заходили в церкви, пытаясь установить личность мужчины. И, в конце концов нашли его родственников. Они проживали в Сартане. С ними ездили на кладбище, где был перезахоронен погибший. В итоге признали их потерпевшими».

«При работе в обычных условиях следователю помогают другие службы и органы, в Донбассе следователь делает все сам. В России, в одном из следственных изоляторов, где содержались пленные украинские военнослужащие, один из них дал показания о том, что на улице Мариуполя вблизи “Азовстали” находившиеся рядом с ним участники нацбатальона “Азов” на его глазах убили женщину, и назвал позывной боевика, который это сделал. Было возбуждено уголовное дело об убийстве неустановленной женщины и передано мне в производство. Оно состояло из нескольких страниц, – описывает один из случаев следственной деятельности Георгий Докучаев. – Мы запланировали выезд на улицу, где было совершено преступление. Указанный свидетелем дом оказался практически полностью разрушенным. Вокруг громоздились кучи мусора, стояли изрешеченные пулями машины. Прямо во дворе мы увидели могилы мирных жителей, убитых “азовцами”. Они были прикопаны очень неглубоко, с нарушением всех санитарных норм. Жители дома просто не имели возможности похоронить погибших так, как нужно. Я стал опрашивать людей, оставшихся жить в доме, видели ли они, как боевики нацбата кого-то убили. Они ответили, что на их глазах застрелили женщину. Кто она, они не знают, но ее муж, по их предположениям, работал санитаром в больнице. Мы выехали в больницу, установили этого мужчину. Он подтвердил, что его жену убили на том самом месте, сообщил нам все ее данные. Потом мы показали ему фотографию боевика “Азова” (а при выводе нацистов с “Азовстали” были записаны все позывные боевиков и сделаны их фото), он опознал того, кто убил его супругу. Так по уголовному делу удалось установить потерпевшего, найти очевидцев событий, опознать преступника».

О чем «говорит» телефон

Конечно, боевики «Азова» не спешили признаваться в совершенных бесчеловечных преступлениях. Проинструктированные руководством и иностранными кураторами, в случае опасности попадания в плен они старались уничтожить следы своих злодеяний и в первую очередь приводили в неисправность различные носители информации. Однако криминалисты и эксперты Следственного комитета России благодаря современным технологиям, профессиональной смекалке, творческому подходу к выполнению поставленных задач восстанавливали значительную часть уничтоженных данных.

«Мы прибыли в Мариуполь через две недели после того, как взяли в кольцо “Азовсталь”. В городе был обнаружен схрон мобильных телефонов. И, несмотря на то, что, отступая, боевики удаляли информацию с носителей, на ряде устройств ее удалось восстановить. Это было непросто, ведь мы живем в век стремительного развития технологий. И одно из самых востребованных направлений мобильной криминалистики – как раз обеспечение безопасности данных пользователя. Чем выше уровень этой безопасности, тем сложнее к этой информации подобраться, – поясняет Владимир Кузминич. – Мы сделали все возможное для восстановления данных: где-то пришлось проявить смекалку, чтобы подобрать пароли, где-то помогли программные комплексы, имеющиеся у нас в распоряжении. То, что мы увидели на устройствах боевиков, во многом шокировало нас. Это фото, видео, сделанные в процессе ведения боевых действий, убийства мирных граждан, а также изображения и тексты, подтверждающие приверженность нацистской идеологии: изображение свастики, Гитлера. И все это вперемежку с домашними фото. Сегодня большую работу по производству экспертиз обнаруженной информации проводят сотрудники Северо-Кавказского и Южного филиалов Судебно-экспертного центра СК России».

«Действительно, эксперты сейчас проводят большую работу именно по направлению проведения компьютерно-технической экспертизы, исследованию различных электронных носителей, – рассказывает заместитель руководителя отдела компьютерно-технических исследований Судебно-экспертного центра СК России Андрей Вавилин. – Они выезжают на места происшествий в Запорожской области и Луганской Народной Республике, осматривают средства видеофиксации, извлекают данные из мобильных устройств. Далее с извлеченными данными проводятся различные исследования, например, на предмет монтажа, разрабатываются алгоритмы по выявлению замены лиц на фотовидеозаписях. Технологии сегодня развиваются стремительно, и мы стараемся не отставать, постоянно совершенствуем свои возможности».

Передать языком цифр

Помимо расследования преступлений вооруженных формирований Украины в отношении мирных жителей, сотрудники Следственного комитета проделали огромную работу по установлению размера ущерба, нанесенного ВСУ и националистическими батальонами инфраструктуре и жилому фонду освобожденных территорий.

«Именно Следственный комитет провел такую важную работу, которую раньше никто не делал: в первые же дни, как только стихли бои, мы начали фиксировать ущерб, нанесенный инфраструктуре города и имуществу мирных граждан, стали признавать их потерпевшими. Это великая гуманитарная миссия, которую взял на себя Следственный комитет России», – говорит Георгий Докучаев.

«В мае 2022 года мы прибыли в Мариуполь небольшой группой специалистов. Нам предстояло выполнить задачи, которые до этого момента перед нами ни в следственной, ни в криминалистической практике не ставились, в частности – оценить ущерб, нанесенный всему Мариуполю: и инфраструктуре, и жилым многоквартирным домам, и частному сектору, – рассказывает заместитель руководителя технико-криминалистического управления Главного управления криминалистики (Криминалистического центра) СК России, руководитель первого отдела технико-криминалистического сопровождения Алексей Тупиков. – В первые дни мы разрабатывали рабочие алгоритмы и методики, по которым предстояло работать в дальнейшем. Определили, сколько времени уходит на осмотр одного объекта, посчитали, на сколько человек необходимо увеличить рабочую группу. И скоро уже более 30 групп следователей, криминалистов и экспертов ежедневно выезжали на объекты».

«Работать решили по квадратам. Сначала осматривали социальные объекты: школы, сады, больницы, техникумы. Потом перешли на жилой фонд, многоэтажные дома, частный сектор. Нас сразу предупредили, что в городе орудуют диверсионные группы, на улице нужно быть очень внимательными, многие здания были заминированы. Одна из групп, подойдя к детскому саду, обнаружила вокруг него растяжки. Туда незамедлительно прибыли саперы, – вспоминает Владимир Кузминич. – Для дальнейшего назначения экспертиз нам были необходимы технические паспорта и технико-экономические показатели по каждому объекту. К счастью, бюро технической инвентаризации не пострадало. В здании, где оно располагалось, не было электричества, но мы какое-то время работали там, производя фотосъемку необходимых документов, потом сверяли адреса из них с фактическими и, в общем, отработали 2700 объектов жилого фонда, больше тысячи социально-культурных объектов, 41 тысячу частных домов. Работали вместе с представителями строительной отрасли и экспертами-оценщиками экономического отдела: одни определяли степень повреждения здания, другие – его стоимость, из этих данных получалась цифра ущерба, устанавливалось, подлежит ли здание восстановлению. В последующем алгоритм, разработанный в Мариуполе, мы применяли в других городах. Правда, там мы столкнулись с другими трудностями. Например, не во всех населенных пунк-тах сохранились архивы с планами зданий. Их либо вывезли, либо уничтожили националисты. Работать приходилось, ориентируясь только на карты. Тогда один из наших коллег-экспертов, приложив немало усилий, разработал специальное программное обеспечение, которое позволяло определить категорию здания: жилой дом, больница, детский сад и прочее, и отмечать уже отсмотренные квадраты. Планировать работу групп стало намного проще».

Не оставить в беде

Установить стоимость разрушенного здания, утраченного имущества, конечно, можно. Невозможно измерить ни в каких цифрах потерю близких, сломанную жизнь, отнятое детство. Жители Донбасса и Таврии пережили огромную трагедию, и сотрудники Следственного комитета России не остались безучастными к их судьбе.

«Работа следователя всегда сопряжена с общением с людьми, которые находятся в стрессовой ситуации, пережили крайне неприятные для себя, порой даже ужасающие события. В Донбассе это все умножается во сто крат. Поэтому, несмотря на то, что мы все имеем большой опыт налаживания психологического контакта с самыми разными людьми, здесь нам приходилось действовать по-другому, – говорит следователь по особо важным делам военного следственного отдела СК России по Солнечногорскому гарнизону Антон Глазырин. – Мы пытались понять людей, прочувствовать то, что чувствовали они. Жители Донбасса – очень сильные люди, своим примером они доказывают, что все происходящее можно и нужно пережить. И они это делают и дальше, я уверен, будут делать».

«Граждане доверительно относились к следователям, в подробностях сообщали о совершенных преступлениях. Мы старались им помочь. Когда ходили к детям, всегда брали с собой сладости, если шли к потерпевшим женщинам, спрашивали, чем им помочь. Часто нас просили передать лекарства в Мариуполь. Он тогда был закрыт, с медикаментами там было трудно. Мы покупали их в Донецке и отвозили в Мариуполь. Кто-то искал своих близких, и мы передавали данные в штаб, консультировали граждан, куда им нужно обратиться с той или иной проблемой», – рассказывает Кирилл Панин.

«Когда мы приехали в Мариуполь, город казался нам абсолютно пустым.  Потом люди стали появляться на улицах, они подходили к нам благодарили за поддержку. Было больно видеть трагедию людей, у которых не было ни воды, ни продуктов питания, уж не говоря об электричестве, поэтому всю воду, которую мы привезли, все сухпайки, мы отдавали людям, – вспоминает Алексей Тупиков. - Когда проходили гуманитарные акции, наши сотрудники всегда участвовали в раздаче помощи. И постепенно город оживал. Через месяц картина перед глазами предстала совсем другая».

Жизнь продолжается (Вместо эпилога)

«Донецк – очень красивый город с широкими проспектами и бульварами, архитектурными ансамблями. И этот облик сохранен. Там живут люди, характером которых мы восхищались. Они много работают, помогают своей армии, верят в своих защитников. Я уверен, что, когда наступит мирная жизнь, Донецк станет жемчужиной нашего юга, там будут развиваться предпринимательство, промышленность, туризм», – говорит Георгий Докучаев.

«Бесконечные просторы луганской земли, ее холмы и дали, – красота природы этого края поразила меня. Она чем-то похожа на природу средней полосы России, но в то же время очень своеобразна. Она чувствуется родной. И люди, которые здесь живут, близки нам по духу, – делится Антон Глазырин. – Ежедневно мы встречали людей различных возрастов, которые плакали, улыбались и просто говорили спасибо. Непростое им время пришлось пережить. И мы сделаем все возможное, чтобы защитить их право на мирную жизнь».

Подготовлено управлением взаимодействия со СМИ
совместно с Главным военным следственным управлением СК России